"Дорогой Дима! Я с 4-го числа в деревне. Погода у нас ужасная. До сих пор холодно, идет снег, дождь, кругом сыро, непроглядно, - этакая погода - большой стимул для нашей работы, одиночество и плохая погода много помогли русской литературе, и Болдинская Великая осень была не у одного Пушкина.

Я заработался до колик в сердце. И Марья моя Семеновна тяжело заболела, надо бы в город подаваться, а она не велит: "Чем ты мне поможешь-то? Работай!"

19-го собирается приехать, дочери исполняется 45 лет, так надо проведать ее на кладбище. Не знаю, как она выдержит и дату эту, и кладбище. Ну ничего, как Бог...

Конечно, был бы ты рядом, кое-что в материале почистили бы и поправили, а так попрошу тебя к фамилиям Гроссмана и прочих добавить: Василь Быков, Константин Воробьев, Иван Акулов, Юрий Гончаров, Евгений Носов, не ссорь меня с моими друзьями живыми и мертвыми.

Вася мне один раз звонил, сказал, что отобрали у него пистолеты в Домодедове, и все. Или он стесняется, или телефона здешнего не знает, но адрес-то известен же. Сообщаю тебе деревенский телефон - 2-70-55 (через Дивногорск Красноярского края) и желаю всего хорошего.

Адрес мой здешний - 663081, Красноярский край, Дивногорский р-н, село Овсянка, ул. Щетинкина, 26.

 
Поклон твоей супруге, поцелуй девочек.

P. S. Осталось у меня для второго, очень емкого и трудного, захода 150 страниц, пройду, отдыхать стану, надеюсь, к той поре и у нас весна наступит - который год нет весны, вот чего мы с природой понаделали, и немудрено - в Сибири сто с лишним водохранилищ, из них 19 самые, конечно, в мире великие и самые ему нужные, особенно нам, около них замерзающим, от простуд и гниющих легких загибающимся...

Обнимаю - Виктор Петрович.

16 мая 1993 г.

с. Овсянка".

Это письмо осталось единственным, полученным мной от Виктора Петровича Астафьева. Прошло тридцать лет, о некоторых деталях не сразу и вспомнишь. Какой материал мы должны были "почистить и поправить"?.. Интервью для "Комсомольской правды", за которым я и приехал в Красноярск в апреле 1993-го, к тому времени уже вышло. Задавали вопросы Виктору Петровичу мы вдвоем - я и тогдашний собственный корреспондент "Комсомолки" по Красноярскому краю, мой товарищ со студенческих лет Василий Нелюбин.

"Вот закончу роман о войне - и возьмусь за сказку. Давно меня просят написать для детей. Напишу про собачку…"
Астафьев относился к Васе по-отцовски нежно, любил его и интервью свое приехал вычитывать домой к Нелюбиным. Вася по такому случаю налепил, наготовил пельменей, никого не допуская к плите, в том числе и свою жену.

Виктор Петрович достал очки, взял текст, закрылся в комнате. Проходит полчаса, час - не выходит. Пельмени стынут. Миновало часа полтора. Волнуемся - не за пельмени, а за старика - все ли в порядке? Заглянули осторожно - сидит правит, на нас рукой машет. Через два часа вышел, утирая платком пот со лба: "Ну, умучили вы меня..."

Мы глянули машинопись и приуныли - по новой все надо перепечатывать. На каждой странице вьется, ползет по полям убористая правка.

Еще сутки молотили по очереди на машинке. На другой день Вася улетел в Москву, увез в редакцию текст. Обратно он должен был привезти... газовый пистолет для Виктора Петровича - вот откуда упоминание о пистолетах в письме. Время тогда наступило разбойное. Виктор Петрович и Мария Семеновна жили в ежеминутном опасении за внуков, которых им одним на старости лет пришлось поднимать на ноги. И вот Виктор Петрович искренне обрадовался, когда мы пообещали ему привезти газовое оружие для самообороны. Думалось, что такой пугач выручит в случае чего.

Вася улетел, а я остался в Красноярске дожидаться рейса на Волгоград, куда мне тогда следовало отбыть. Самолет летал раз в неделю. Нашелся повод еще два дня подряд бывать у Астафьевых в Академгородке. От тех дней, к счастью, осталась запись в блокноте, и нет нужды мучительно припоминать, что и как было.

"...В Академгородок к Астафьевым ехал через весь город, так долго - край света какой-то. Знакомый уже двор, подъезд.

После наших деловых разговоров Виктор Петрович зовет выйти к Енисею, он тут рядом, за гаражами. Спустились к реке, побродили по тропке среди прошлогоднего сухого бурьяна.

"Вон там - Овсянка", - Виктор Петрович машет рукой в сторону другого берега. Я киваю, но по близорукости ничего, кроме лесозавода, разглядеть не могу.

Возвращаемся домой. Петрович садится у телевизора, там мексиканский сериал. Приглашает меня сесть рядом. Вчера он был шумлив, а сегодня тих, грустен. Расспрашивает меня про жену, дочек, подписывает им книжки.

Входит седенькая, светленькая Марья Семеновна и сразу к окошку: "Где Поля-то? Пора бы..." Поля, внучка, ушла во двор. Я решил откланяться, а по пути найти и позвать Полю.

Вышли в коридор. Виктор Петрович подает руку, я жму сгоряча, а она, рука его мужицкая, - слабая, почти невесомая, я даже испугался. С виду-то он очень еще крепок, только на "брюхо" жалуется.

Спускаюсь по лестнице, а Марья Семеновна окликает вдогонку: "Позвони, как доберешься. И Полю, Полю кликни!"

На дворе, возле горки, нашел Полю. Дед с бабушкой, говорю, зовут. Поглядела недоверчиво, но побежала к дому.

Автобус тяжело развернулся, посигналил кому-то в сумерки. Прижав к себе пакет с книжками, я побежал к автобусу, к двум заморгавшим красным огонькам..."

Тогда, в 1993-м, Виктор Петрович сказал нам с Васей: "Вот закончу роман о войне - и возьмусь за сказку. Давно меня просят написать что-нибудь для детей. Напишу про собачку".

Мы, глядя на него, изработавшегося, обрадовались: "Вот это другое дело, Виктор Петрович, и правда - напишите сказку, а мы дочкам своим прочитаем. А то все про войну да про войну..."

Дмитрий Шеваров

Российская газета